Женатый еврей не видит нужды искать того за домом, что у него есть дома и принадлежит ему не только по праву, но даже составляет его священную супружескую обязанность. [...] он чаще других верный муж. Ему даже нетрудно сохранить верность своей жене, ибо если они станут друг другу противны, то закон их не воспрепятствует им развестись и освятить свое ложе новою любовью.
Уклонения, конечно, и здесь возможны; но только они без сравнения реже, чем у православных и католиков с их браком, нерасторжимым без лжи, клятвопреступлений и огромных расходов, если последних не заменяют огромные протекции.
Еврейский народ тоже поставлял лжесвидетелей как в свои национальные судилища, так и в суды народов, среди которых разлилось еврейское племя после утраты своей государственной самостоятельности. О лжесвидетелях упоминается в книгах Ветхого Завета и в Евангелии на суде против Иисуса Христа "приступиша два лжесвидетеля". Лжесвидетель делает правого виноватым, виновного - правым, это человек худший, чем откровенный разбойник, это лицо презренное и сугубо вредное.
Русский "Шемякин суд" и суды позднейшего времени преизобиловали лжесвидетелями, показавшими всякие неправды "ради посулов и корысти". Перед Грозным бояре, "забыв Бога, обносили друг друга всякой клеветой".
Человек великой, правдивой и бесстрашной души, митрополит Филипп Колычев был оклеветан соловщиками-иноками - старцами, приехавшими в Москву прямо с тем, чтобы лжесвидетельствовать на митрополита,- и лжесвидетельствовали эти старцы на Филиппа такие бесстыдия, что трость летописца даже постыдилась передать их клеветы потомству.
Посвятив много 9-й заповеди, мы будем кратки с последнею, десятою, которою воспрещается желать чего бы то ни было чужого - "дому ближнего, села его, вола и всякого скота и всего елико суть ближнего твоего". Существование целой юрисдикции, ведающей гражданские иски, ясно указывает, сколь обще людям всех вер "желание" получить в свою собственность что-либо принадлежащее ближнему. Все повинны этому греху, и русские тоже. Самый возвышенный в своих помыслах поэт русский, Пушкин, не счел себя совершенно свободным от этого греха. ... "Не надо мне его вола", и действительно, - вола, которого ему "не надо", Пушкин отнимать у ближнего не хочет, но если есть "подруга", которая "мила, как ангел во плоти"... тогда "о Боже праведный, прости !" - поэт сознается, что он воспользуется ее милостью... Его не стесняло, что потеря милой подруги будет для ближнего, конечно, тяжелее потери вола.
Еврейские экстасты и поэты в этом случае были скромнее: их Суламита сама "стережет свой виноград" и сама снимает свои "одежды легкотканые" перед тем, к кому "влекли ее желанья знойные". Нафан приходит обличать самого царя Давида за соблазн чужой жены, и царь надевает рубище и посыпает голову пеплом. Таков жидовский дух. Игривая поэтическая шутка русского поэта, столь легко извиняющая соблазн чужой жены, показалась бы преступною в глазах религиозного еврея. Но у нас, русских, это, к сожалению, даже не ставится в грех, а считается молодечеством и нередко составляет своего рода признак еврея. Но у нас, русских, это, к сожалению, даже не ставится в грех, а считается молодечеством и нередко составляет своего рода признак хорошего тона.
Чему следует приписать такую приверженность еврейской вере со стороны
евреев, для которых религиозный культ Еговы утратил свое божественное
значение?
Конечно, не чему иному, как благородному альтруистическому стремлению
не оставлять свое униженное и часто жестоко страдающее племя, доколе оно
страдает.
Других объяснений нет и быть не может. Так же ведут себя русские
раскольники, окончившие курс в высших училищах. Конечно, они не верят в
преимущество двуперстия, но... своих не бросают.
Это чувство напрасно бы стали считать упрямством, - оно скорее - просто
известная нравственная опрятность, или, как иначе говорят, - порядочность.
Стараясь быть, сколько могли, беспристрастными в этом изображении
совершенной действительности, мы показали, что еврей на заповедной черте
нравственности опускается не ниже нееврея; что его исключительность,
заключающаяся в неусвоении некоторых свойств характера людей иноплеменных, -
есть только бережь от усвоения привычек, вредных экономически и нравственно,
и что, наконец, стремления эгоистические и альтруистические per fas еt nefas
присущи евреям по крайней мере в равной степени, как и другим народам, среди
которых живут они, нередко отчуждаемые от равноправия с другими людьми этих
народностей.
Уклонения, конечно, и здесь возможны; но только они без сравнения реже, чем у православных и католиков с их браком, нерасторжимым без лжи, клятвопреступлений и огромных расходов, если последних не заменяют огромные протекции.
Еврейский народ тоже поставлял лжесвидетелей как в свои национальные судилища, так и в суды народов, среди которых разлилось еврейское племя после утраты своей государственной самостоятельности. О лжесвидетелях упоминается в книгах Ветхого Завета и в Евангелии на суде против Иисуса Христа "приступиша два лжесвидетеля". Лжесвидетель делает правого виноватым, виновного - правым, это человек худший, чем откровенный разбойник, это лицо презренное и сугубо вредное.
Русский "Шемякин суд" и суды позднейшего времени преизобиловали лжесвидетелями, показавшими всякие неправды "ради посулов и корысти". Перед Грозным бояре, "забыв Бога, обносили друг друга всякой клеветой".
Человек великой, правдивой и бесстрашной души, митрополит Филипп Колычев был оклеветан соловщиками-иноками - старцами, приехавшими в Москву прямо с тем, чтобы лжесвидетельствовать на митрополита,- и лжесвидетельствовали эти старцы на Филиппа такие бесстыдия, что трость летописца даже постыдилась передать их клеветы потомству.
Посвятив много 9-й заповеди, мы будем кратки с последнею, десятою, которою воспрещается желать чего бы то ни было чужого - "дому ближнего, села его, вола и всякого скота и всего елико суть ближнего твоего". Существование целой юрисдикции, ведающей гражданские иски, ясно указывает, сколь обще людям всех вер "желание" получить в свою собственность что-либо принадлежащее ближнему. Все повинны этому греху, и русские тоже. Самый возвышенный в своих помыслах поэт русский, Пушкин, не счел себя совершенно свободным от этого греха. ... "Не надо мне его вола", и действительно, - вола, которого ему "не надо", Пушкин отнимать у ближнего не хочет, но если есть "подруга", которая "мила, как ангел во плоти"... тогда "о Боже праведный, прости !" - поэт сознается, что он воспользуется ее милостью... Его не стесняло, что потеря милой подруги будет для ближнего, конечно, тяжелее потери вола.
Еврейские экстасты и поэты в этом случае были скромнее: их Суламита сама "стережет свой виноград" и сама снимает свои "одежды легкотканые" перед тем, к кому "влекли ее желанья знойные". Нафан приходит обличать самого царя Давида за соблазн чужой жены, и царь надевает рубище и посыпает голову пеплом. Таков жидовский дух. Игривая поэтическая шутка русского поэта, столь легко извиняющая соблазн чужой жены, показалась бы преступною в глазах религиозного еврея. Но у нас, русских, это, к сожалению, даже не ставится в грех, а считается молодечеством и нередко составляет своего рода признак еврея. Но у нас, русских, это, к сожалению, даже не ставится в грех, а считается молодечеством и нередко составляет своего рода признак хорошего тона.
Чему следует приписать такую приверженность еврейской вере со стороны
евреев, для которых религиозный культ Еговы утратил свое божественное
значение?
Конечно, не чему иному, как благородному альтруистическому стремлению
не оставлять свое униженное и часто жестоко страдающее племя, доколе оно
страдает.
Других объяснений нет и быть не может. Так же ведут себя русские
раскольники, окончившие курс в высших училищах. Конечно, они не верят в
преимущество двуперстия, но... своих не бросают.
Это чувство напрасно бы стали считать упрямством, - оно скорее - просто
известная нравственная опрятность, или, как иначе говорят, - порядочность.
Стараясь быть, сколько могли, беспристрастными в этом изображении
совершенной действительности, мы показали, что еврей на заповедной черте
нравственности опускается не ниже нееврея; что его исключительность,
заключающаяся в неусвоении некоторых свойств характера людей иноплеменных, -
есть только бережь от усвоения привычек, вредных экономически и нравственно,
и что, наконец, стремления эгоистические и альтруистические per fas еt nefas
присущи евреям по крайней мере в равной степени, как и другим народам, среди
которых живут они, нередко отчуждаемые от равноправия с другими людьми этих
народностей.
